Львы и Драконы - Страница 101

101

Имперцы с воплями бросались на черный строй, на них обрушивались лезвия алебард, мертвые солдаты невозмутимо получали и наносили удары, и падали, копошились в грязи, их оттаскивали в сторону, рубили на куски, а куски корчились, судорожно вздрагивали… Черный строй сжимался, зомби отступали под яростным напором… пятились, огрызаясь сталью и заклинаниями, магики… только маршал неутомимо вращал меч, обрушивал на подступающих имперцев, крушил, рубил, опрокидывал. Рукоять раскалялась в ладонях — некромант чувствовал жар даже сквозь стальные перчатки, но, стиснув зубы, крутил меч, который, казалось, с каждым оборотом становился все тяжелей.

Имперцы лезли и лезли на черный строй сплошной массой, падали один за другим, но задние продолжали напирать, словно не замечая, что шагают по трупам. Магики, отбиваясь, орали грязные проклятия и сперва сыпали заклятиями, но поток атакующих не иссякал, запас магия в амулетах истощился, белесые матовые искры, вспыхивающие при ударах по зачарованным доспехам, делались бледней и бледней, и шеренги неупокоенных — все более редкими. Сержанты отбили новый ритм, зомби еще перестроились, часть черных солдат, развернувшись образовала задний ряд, замкнувший боевой порядок, а имперцы справа и слева обтекали медленно уменьшающийся треугольник могнакских воинов… Смыкались позади армии мертвых и шли — туда, где над опрокинутыми башнями в центре обвисло тряпкой знамя с белым драконом.

На флангах наемники отступили — они, привыкшие драться осторожно и расчетливо, оказались не готовы сражаться с одержимыми, упрямо лезущими на выставленные клинки. Ренпристские вояки откатились, рассеялись, скрылись в сером потоке воды, низвергающемся с холодных черных небес…

Имперцы оказались перед строем кавалерии, возглавляемой Гезнуром, и, не останавливаясь, атаковали…

…Маршал описал мечом круг из последних сил — казалось, онемевшие руки сейчас вывернутся из суставов… и выронил оружие. Кровавая грязь зашипела, соприкоснувшись с раскаленным лезвием, и мягко сомкнулась над ним. Некромант внезапно обнаружил, что перед ним — никого. Огляделся — имперцы миновали строй его воинов, прошли далее, сомкнулись позади выстроенных треугольником зомби и опрокинули гевскую кавалерию. Гезнур с остатками конницы бежал… а от грозного войска мертвых остались едва ли десятка полтора магиков… да три дюжины неупокоенных солдат, еще держались на ногах. Еще один, явно вышедший из-под контроля, одиноко бродил под дождем, слепо взмахивая расщепленным древком алебарды… То тут, то там в грязи копошились раненные, до которых никому не было дела. Мистик нагнулся, погрузил руки в жидкую красную грязь и с натугой поднял меч.

— За мной! — бросил он. — Отходим!

И повел свое жалкое войско прочь с этого поля — в дождь.

Глава 42

Трельвеллин прислушался — заскрипели ворота, раздался стук копыт, молодые веселые голоса. Возвратился Аллок Ллиннот. Младший сын все чаше отправлялся на разведку, его занимали новые люди, обосновавшиеся в старой крепости недалеко от границы. Эти воины в белых плащах, рассказывал Аллок, умеют воевать не так, как прежние противники, они хитры и осторожны. В крепость частенько подходят новые и новые отряды.

Теперь уже скоро зима, но с наступлением тепла наверняка начнется война — так считает принц. У самого Трельвеллина были сомнения на этот счет, он полагал, что Империя сейчас слишком занята собственными междоусобицами, чтобы пытаться возвратить занятый эльфами Феллиост. С другой стороны, войны не избежать в любом случае, поскольку эльфам нельзя останавливаться. Сейчас Феллиост, но за ним должны непременно последовать другие завоевания, людям нельзя давать опомниться и укрепить границу. Правда, возможности на южном берегу Великой у Первого Народа не те, что на обжитых землях. Здесь слишком слабы гунгиллины создания, зверье уничтожено охотниками, чащобы вырублены под пашни и перерезаны купеческими трактами. А ведь леса с их дикими обитателями — вернейшее оружие эльфов… Делать нечего, здесь, на юге, Мать слаба и приходится волей-неволей учиться людским военным премудростям, верховой езде, применению тяжелого оружия и доспехов. Аллок Ллиннот преуспел в человеческих боевых искусствах, это хорошо. Но он пренебрегает заветами предков, все реже прибегает к мудрости, накопленной веками… Прав ли он?

На лестнице заскрипели ступени, чуткий слух короля различил знакомые шаги, Аллок явился рассказать о нынешней вылазке.

Отворилась дверь, принц вошел и поклонился.

— Ты не стучишь, — заметил Трельвеллин, — а если бы я был занят?

— Мне сказали, что этот, как его… епископ — полчаса назад покинул тебя, — пожал плечами Аллок, и прошел в комнату, бренча кольчугой и по-чужому пахнущий конским потом и сталью. — После его ухода ты всегда подолгу размышляешь, разве не так? Отец, зачем эти беседы?

— Я хочу понять.

— Ты сам говорил, что понять людей невозможно.

— Невозможно? — король приподнял брови. — Я говорил такое? Нет, Аллок, понять короткоживущих сложно, но я уже во многом разобрался. Зачем, спрашиваешь ты… Это необходимо. Здесь не те леса, что на севере, здесь недостаточно дичи и мало садов. Волей-неволей мы оказываемся в зависимости от дани, которую по совету Филлиноэртли взимаем с местных людей, от их зерна и овощей. Значит, я должен хорошо понимать их. Хотя мне это не по душе… Быть их сеньором, их господином… Это непривычно.

Аллок прошел по комнате, зачем-то выглянул в окно, затем обернулся к отцу.

101