Львы и Драконы - Страница 5

— Есть такое дело, — бывший вор перестал смущаться, — но я, твое демонское, чего поплоше взял, чтоб мне лопнуть. А как же? Мне же теперь эта — небось, должность какая при дворе положена? Звание высокое? Могу ли я моего природного государя дрянной своей одежкой — это, опорочить? Что ж тогда послы чужедальних стран скажут? Скажут — вот он, самый, что ни есть, наивернейший слуга, а ходит в обносках! Разве ж мыслимо? Эта…

— Нет, Никлис, немыслимо. Пусть лучше скажут — вот наивернейший слуга, а и тот тянет у его величества все, что плохо лежит. Что уж тогда говорить о прочих, не наивернейших? Все, все, взял — пользуйся. Но впредь чтоб прекратил тащить. Я тебя… — Ингви задумался. — Я тебя начальником стражи сделаю! Будешь ловить воров и прочих преступников.

— Да как же я… Да мне… неможно мне… эта…

— И слушать не хочу! Все, Никлис, вели тащить сюда короны и мантии, а публика пусть собирается у тронного зала. Скажи всех сегодня приму… если выживу.

Пятнадцатью минутами позже король-демон воссел на старинный альдийский престол и аккуратно расправил тяжелые багровые складки мантии. Ннаонна, в неизменном черном наряде, заняла место на широком подлокотнике трона, подтянув одну ногу и свесив другую, положила подбородок на колено и покосилась на короля. Ингви сумел не рассмеяться.

— Впускай их по одному, господин начальник стражи! — велел он Никлису.

* * *

В кабинете Гюголана жарко пылал камин. Подле стояло кресло, в нем — небрежно отброшенная отороченная волчьим мехом накидка. Король отшвырнул ее, когда слуги принесли весть о возвращении Гезнура.

Гюголан подобрал накидку, сел в кресло и закутался поплотней.

— Садись, сынок! — король указал стул. — Придвигай поближе, садись рядом… Я все не могу согреться… Возраст, по-видимому. Садись…

Гезнур огляделся, заметил стул, переставил к камину. Сел.

— Я не так представлял нашу встречу, — задумчиво произнес король, — мне бы хотелось, чтоб ты вступил в Геву под звуки труб, сопровождаемый свитой… я принял бы тебя, сын, в тронном зале, окруженный советниками и сыновьями… И чтобы ты предъявил нам оружие древних, способное спасти королевство… А Гева ныне нуждается в спасении! Появись ты таким образом, никто не стал бы покушаться на твою жизнь, и мы вместе…

— Ты имеешь в виду Адорика? — перебил короля Гезнур. — Вряд ли он перестал бы доискиваться моей погибели, даже владей я забытым оружием Проклятого Принца. Впрочем, тогда мы бы еще поглядели, кто кого…

— Адорик пал на поле брани, — строго заметил король, — стяжав победу. Благодаря его отваге мы разгромили фенадское войско. Но все равно я не смог бы принять тебя нынче в парадном зале. Представь себе, нынче лепные украшения обрушились со стены, и огромный кусок штукатурки свалился на сидение трона. Окажись я там, вряд ли бы выжил. Как ты полагаешь, что это было? Знамение? Случай? Или покушение?

Граф нахмурился.

— Я не слишком-то верю в случайности и знамения. Кому может быть выгодна твоя смерть, отец? Если бы Адорик не погиб, я бы подумал, что это он. Или Вортрих… Но мои братья мертвы… Скорее, кто-то из вельмож, намеревавшийся править от имени младших принцев. Или даже император?

— Я тоже бы думал на Алекиана, — согласился Гюголан, ухмыляясь, — но у сопляка не хватило бы времени, он нынче слишком занят тем, что карабкается на чересчур высокий для него отцовский престол. Но, как бы там ни было, с твоим возвращением нависшая надо мной опасность исчезла. Вряд ли среди наших противников найдется такой дурень, чтобы ценой моей жизни возвести на престол тебя. Ты ведь мечтаешь занять трон Гевы? И уничтожить младших братьев? Гезнур, я прошу тебя, пощади их!

— Но отец… разве я…

— Идем! — дряхлый король неожиданно порывисто встал. Одной рукой Гюголан стянул у горла накидку, чтобы не свалилась, другой схватил подсвечник. — Идем, я хочу кое-что тебе показать.

Гезнур пожал плечами, поднялся и последовал за стариком. Король увлек сына к дверце в задней стене кабинета. Миновав анфиладу погруженных в полумрак галерей, они оказались в небольшом зале, где дремали двое латников. Заслышав шум шагов, солдаты торопливо поднялись. Гюголан махнул рукой и повел графа в комнату, вход в которую стерег караул. Там была спальня. Едва тлеющие в камине угли скупо освещали две кровати, разбросанные по полу игрушки, груду одежды на полу. Двое мальчиков — младшие сыновья старого короля. Гюголан поднял свечу. Бледный болезненный Гюголан Младший обнимает подушку, тонкие пальцы мальчика почти сливаются с белоснежным бельем, а румяный Редлихт заснул, сжимая деревянный меч — он дышит неровно, то и дело вздрагивая. Должно быть, сражается с полчищами врагов во сне…

— Смотри, Гезнур, смотри — это твои братья. Я хочу, чтобы они жили.

— Разве я покушался на их жизнь? — граф пожал плечами. — Разве от меня зависит их безопасность?

— Теперь, когда не стало старших — Адорика, Вортриха, Дейнстра — их жизнь в твоих руках.

— Ты хочешь, чтобы я поклялся?

— Нет, просто скажи «да». И завтра же я объявлю тебя своим соправителем.

— Да.

— Я верю тебе, сын. Идем, покажу тебе еще кое-что.

Из детской спальни король привел сына в тронный зал. В самом деле, здоровенный кусок стены над троном обвалился, куски оттащили в сторону, но свежие царапины и сколы на троне указывали, куда рухнули обломки. Рабочие уже успели залатать свежим раствором дыру в стене, но барельеф пока что не был восстановлен — так что сырая масса, пока еще бесформенная, угрожающе нависала над престолом.