Львы и Драконы - Страница 66

Тролль указал притихшего на дереве господина в доспехах. Человек поглядел на тролля, на старого рыцаря, потом снова на тролля. Протянул со вздохом:

— Ну, не знаю…

Слуги, наконец-то сообразившие, в чем дело, тут же зашикали со всех сторон: «Да ты что, Тоиль? Ты соображаешь, что говоришь?» Должно быть, наглец и сам уже додумался, что раз цена названа, то теперь здесь могут обойтись без него. Видимо, поэтому и согласился:

— Ладно, снимай сэра Голлройса с дерева… Будут овцы. Слушай, а ты мне не поможешь? Мне такое поле здесь община подсунула, сплошь камни да пни. Если одному, то на всю осень возни, а тебе раз плюнуть, а?

Тролль задумался.

— Тебе ведь с собой в дорогу тоже жратвы надо, верно? — намекнул собеседник.

Дрымвенниль кивнул и принялся прикидывать, сколько ему стребовать с этого хорошего хозяйственного человека.

* * *

Монастырские ворота приоткрылись, выпуская наружу фигуру в темной накидке, затем снова захлопнулись. Тяжко лязгнул засов. Человек оглянулся, натянул капюшон (моросил мелкий дождь) и побрел прочь. В соседнем переулке его поджидали трое, одетые точно так же — странствующими монахами.

— Его здесь нет, — бросил тот, что посещал обитель. — Живет в пристройке за церковью, работает с архивами. Это на другом конце города.

— Вот оно как… никогда наперед не знаешь, где найдешь, где потеряешь… — протянул другой монах, низенький жирный малый, — так сказал блаженный Мирн, когда спьяну упал в ручей и нашел на дне серебряный полукелат. Он еще потом простудился и едва не помер, болел три месяца.

— Чтоб тебе провалиться, брат Тонвер, с твоими побасенками, — бросил в сердцах старший, тот, что возвратился из монастыря. — Надоел!

— Это не побасенки, — спокойно возразил толстяк, — а история из «Серебряной легенды». И источник, между прочим, именем блаженного Мирна с тех пор назван, вода в нем целебная. Ну что, может, где-то по пути зайдем пропустить по кружечке? Если уж на другом конце города, а?

— Нет! — рявкнул старший. — Идем прямо в церковь! И помолчи, брат, ради Гилфинга, хоть полчаса.

— Хорошо, — так же покорно согласился толстый монах. — Молчание — золото, как сказал блаженный Эстуал графу Войстрехту, когда тот потребовал отслужить молебен, но отказался платить.

Вечерело. Дождь усилился, и на улицах не было ни души, только шелестели капли, да хлюпала вода под башмаками монахов. Четверка пересекла небольшой городок, покружила по кривым переулкам и наконец вышла к нужному зданию. Здесь старший велел подождать и выслал самого молодого спутника проверить, не крутится ли кто поблизости.

— Весьма разумно оглядеться, прежде чем лезть в драконье логово, как сказал Мерк Старый о…

— Помолчи!

— Слушаюсь, брат.

Возвратился младший монах и объявил:

— Похоже, он здесь, в окошке горит свет… Но за домом следят, двое прячутся у самой двери и еще один прогуливается вон там, обходит квартал. Этого третьего я не разглядел, но двое у двери — вооружены.

— Я думаю, этих лучше убрать, — задумчиво произнес старший, — кто бы они ни были. Братья Тонвер и Дунт, поручаю это дело вам. Гилфинг в помощь.

— Аминь, — хором откликнулись названные братья, толстяк и его приятель, хмурый сутулый монах с длинным носом и скептически поджатыми губами.

Тонвер достал из-под плаща флягу и отхлебнул — но, прежде чем проглотить, побулькал жидкостью за щеками. Потом вылил несколько капель на ладонь, размазал по щекам, и передал флягу Дунту. Тот повторил в точности. Запахло вином. Затем странная парочка поклонилась главному и отправилась в ночь. Оставшиеся переглянулись, и старший спросил:

— Они справятся?

— Отец Брак рекомендовал их, как хороших исполнителей, — отозвался младший, тот, что ходил на разведку. Они проворовались, но, учитывая их таланты, вместо наказания обоих прислали Браку для поручений, вроде нынешнего.

— Это я слышал… но справятся ли они?..

Тем временем «хорошие исполнители» брели под дождем к флигелю, примостившемуся за церковью. Дунт ворчал:

— Не попадись ты с поличным, мы бы до сих пор сидели на острове блаженного Лунпа в тепле и сытости.

— Между прочим, стащить золото было твоей идеей, — огрызнулся Тонвер.

— А попался ты. Ладно, уже близко. На каком слове?

— Как обычно, на «аминь».

Походка монахов изменилась — теперь они брели, раскачиваясь и шатаясь, будто были в стельку пьяны. Тонвер, икая и растягивая слова, будто говорить ему был тяжело, завел:

— …И ты не сможешь отрицать, брат, что твой блаженный Энтуагл был самый настоящий маньяк!

— Ик!

— Да, да! Он был ненормальный! Так написано у Мерка Нового!

— А в «Серебряной легенде»… Ик!.. такого не написано.

— Напишут тебе в «Серебряной легенде» правду, держи карман шире. Я читал сочинения Мерка Нового и ведаю истину.

— Ты черпал из грязного источника! Ик!

Монахи приблизились к парочке, наблюдающей за светящимся окошком флигеля, незнакомцы синхронно сунули руки под плащи, но, увидев (и учуяв!), что перед ними подвыпившие монахи, расслабились.

— Ну и что? Из грязного, из чистого… Все, что от Гилфинга, прими со смирением, как сказал блаженный Лунп, поднимая оброненный кошелек!

Шпионы с явным интересом прислушивались к спору монахов. А те, будто увлеклись и не замечали ни притаившихся под стеной, ни дождевых капель, стекающих по лицам.

— Но он же и сказал, что все уродство… ик!.. от Гангмара, когда уродливый купец принялся доказывать, что кошелек принадлежит ему. Ик! «Не Гангмаром ли ты послан, урод?» — вопросил блаженный. И треснул наглеца посохом. Ик!