Но император Алекиан этого видеть не мог, так как именно в ту минуту, когда некромант сделал новый шаг, а отброшенные его мечом фонтанирующие кровью обрубки валились наземь, позади свиты раздались крики:
— Во имя Гилфинга Пресветлого! Расступитесь, мои добрые господа! Именем его высокопреосвященства!
Рыцари и латники расступались, удивленно разглядывая монахов, едущих в фургоне. Понурые усталые лошади с видимым трудом влекли фургон, узкие ободья колес глубоко погружались в рыхлую влажную почву… Алекиан оглянулся.
Заметив монаршее внимание, старший из монахов спрыгнул в грязь. Низко поклонился и заговорил:
— Ваше императорское величество, по распоряжению его высокопреосвященства архиепископа Мунта нами доставлен брат Когер!
— А, тот самый пророк…
— Да, ваше императорское…
— Давайте его сюда.
В фургоне засуетились, и рядом со старшим монахом в грязь плюхнулся другой — коренастый седоватый клирик с абсолютно заурядной внешностью. Согнулся в поклоне, забормотал приветствия…
— Приветствую, святой отец, — произнес император, — очень хорошо, что вы присутствуете здесь. Нынче на этом поле, думается мне, решится судьба Мира. Воины Империи, верные защитники Света сошлись в тяжелой схватке с порождениями Тьмы, нелюдями, чудовищам. И с людьми, ничем не лучшими, чем нелюди и чудовища… Надеюсь, вы не откажетесь произнести перед воинами одну из ваших замечательных проповедей?
Высказавшись, Алекиан вновь повернул голову и уставился туда, где сквозь вопли и грохот все явственней звучали барабаны некромантов. Когер торопливо забормотал, как он польщен, какая высокая честь для него… какое счастье лицезреть светлого императора и присутствовать при таких исторических событиях… Повелитель не слушал, он глядел вдаль — глядел, как имперские львы снова пятятся под напором черного клина армии мертвых, как падают один за другим его солдаты, сраженные заколдованным оружием… А их товарищи пятятся, их охватывает паника, ужас перед противниками, которых невозможно остановить!
— Итак, проповедь! — резко повторил Алекиан.
— Да, ваше… Ваше императорское величество… да… Но где же? И когда? Как?
— Здесь. Немедленно. С фургона. Сэр Валент, велите трубить! Сэр Кенперт, знамена вперед, ведите резерв! За мной!
Алекиан пустил коня по раскисшей пашне, следом за ним, нахлестывая несчастных лошадок, следовали фургоном монахи, посланники архиепископа Мунта, дальше — гвардейская полурота с Валентом Гранлотским во главе…
Навстречу им шли, плелись, скакали и бежали воины из Ванета, Тилы, Тогера… Они оторвались от размеренно надвигающегося черного клина и теперь торопливо отступали, боясь оглянуться и втягивая головы в плечи, когда казалось, что барабанная дробь, выбиваемая сержантами Могнака Забытого, приближается…
Монахи торопливо содрали тент с фургона — так, чтобы Когера было видно с разных сторон — и помогли проповеднику взгромоздиться на импровизированную трибуну из тюков и ящиков, сваленных на днище повозки. Внезапно подул холодный ветер, принес новые тучи. Небо над головой Когера потемнело, проповедник вздернул правую руку и неожиданно мощным голосом взревел:
— Братья мои! Дети мои! Слышите ли глас Пресветлого?!! — над лысиной клирика сверкнула молния и раскаты грома тяжко и сыто пророкотали в низком небе. — Именем Гилфинга обращаюсь к вам!!!
Пораженные беглецы замерли, оборачиваясь к вдохновенному пророку.
— Нынче великий день, дети мои! Сами Создатели глядят на нас с небес!!! Мать Гунгилла льет слезы, видя гибель возлюбленных сынов!!! — из низких неправдоподобно-черных туч низверглись потоки ливня. — Вот идут они, мерзостные чудища, порождения Тьмы, прислужники нечистого!!!
Имперцы невольно оглянулись туда, куда тыкал толстым пальцем Когер, оттуда медленно и стройно надвигались черные солдаты, острие клина матово отсвечивало заколдованными латами магиков, по которым стекали потоки воды. Когер говорил и говорил, завывал, ревел, тыкал пальцем, раскачиваясь и приплясывая на разъезжающихся под ногами тюках, и воины, слушая, забывали страх, их охватывала ненависть — огромная, жаркая, всепоглощающая ненависть к тем, черным, шагающим под барабанную дробь сквозь потоки ливня… Руки сами крепче стискивали мокрое оружие…
— Вперед!!! — заорал Когер.
И толпа — конные, пешие, дворяне и простолюдины — разом зашевелилась, развернулась и качнулась единым порывом навстречу врагу…
Гарнизон, а также сбежавшиеся под защиту замковых стен окрестные крестьяне покинули Маултон по договору с демоном. Им было позволено взять все имущество, исключая съестные припасы и скот. Еще был обещан свободный проход в Гонзор и три дня, в течение которых их не станут преследовать — на дорогу. Когда ворота распахнулись, и поток беженцев двинулся по дороге, рослая и толстая тетка, вдовая маултонская кухарка, неожиданно для всех покинула земляков и, подобрав юбки, тяжелой рысцой устремилась к захватчикам, наблюдающим издали. Вслед ей полетели сердитые крики, но тетка не обратила на них ни малейшего внимания. Добежав, тяжело дышащая толстуха потребовала проводить ее к мадам Агртисте.
— Пусть-ка барыня мне жениха сыщет, — заявила кухарка, оглядывая орков. — А лучше — двух. А то вон какие эти… махонькие все.
— А что же, — ухмыляясь спросил Ингви, — в замке тебе жениха не нашлось?
— Я женщина вдовая, — пояснила тетка. — Справные мужики на девок глядят больше, а не на вдовиц, вроде меня. Ну а ежели не слишком справный, то мне одного мало, хотя бы двух, что ли, надо… Вот, государь… Мадам Агриста — дама рассудительная, дурного не посоветует, да к тому же природная моя госпожа. Послушаюсь ее.